мысли об учебе

Чего я ждала, когда поступала на психфак? Чего ждали мы? Как удивительно всё меняется во времени. Чаще всего сейчас думаю я, что не хочу заниматься никакой психологией. Что хочу уйти в айти или, получив диплом, отправиться с порога в кругосветку. Но почему произошло так? Почему сейчас мне кажется, что практическая психология - это не мое? Или почему не хочется заниматься наукой? В психологической науке меня, видимо, отталкивает и пугает отсутствие единой парадигмы и систематической стройности знания. Естесственно, я понимаю, что в биологии и физике тоже все очень условно, одни теории сменяют другии и абсолютной истины нет и не будет. Но психологические теории, как мне кажется, вообще слишком плохо поддаются проверке из-за своей абстрактности. Выходит, что психологи постоянно проверяют то, что вообще не факт, что существует. А мне хочется иметь дело с тем, что существует. Возможно, я просто боюсь потратить время, боюсь рискнуть.

Что касается практики, то всё идёт оттуда же. Неужели люди идут учиться на психологов не имея желания научиться понимать поведение окружающих, их мысли, чувства. Неужели не желают научиться предвосхищать их, угадывать, а потом - научиться ими управлять. Да, никто не отрицает, что всё что мы изучаем, так или иначе связано с этим вопросом. Но мы погрязли в путанице теорий и частных мнениях отцов-осноателей! Мы уже забыли, куда мы должны прийти. Повторяю, я ни в коем случае, не хочу сказать, что всё то, что нам дают в универе - бесполезные знания, но мне кажется, что начинать надо было бы не с этого.

Больше всего хочется живой практики и действия. Эта строгая последовательность, в которой вкладывают нам в головы все необходимые "элементы", она угнетает, наводит скуку. Разве не хотелось бы вам всем оказаться за зеркальным стеклом комнаты, где проводит настоящую консультацию профессиональный психолог! Кто-то возразит: "Что могут в консультации понять первокурсники, которые еще мало чем отличаются от обывателей? Они могут неверно интерпретировать увиденное и вообще получат искаженные, неверные представления". А я отвечу: это не страшно! Зато представьте себе, какой живой интерес вызовет у студентов реальная консультация. Такое занятие должно подразумевать, конечно, и итоговое обсуждение. Причем не в строгой директивной форме, а в виде живого общения с вопросами от студентов. Задача преподавателя здесь - мягко расширять понятийные конструкты студентов и их кругозор.

@темы: заметки на полях шляпы, учеба

---

Экспедиция Бъерки 2013

http://vk.com/bjork_expedition

А этим летом мы снова проводим лагерь на любимом месте!

@темы: заметки на полях шляпы

---

19 января 2013

Как давно ничего не писала... А столько всего произошло. Дай бог, найду силы и время описать все эти удивительные событи! =)

@темы: заметки на полях шляпы

---

Зеленые тени, Белый кит (глава 12)

Дверь снова отворилась.

Лорд тенью вынырнул из-за двери и, оглядев стоявших, осведомился тихим, терпеливым и хрупким старческим голосом:

— Послушайте, а что вы тут делаете?

— Видите ли, ваша светлость… — начал Кейси и, побледнев, осекся.

— Мы пришли, — ляпнул Мерфи, — мы пришли… сжечь вашу усадьбу!

Лорд постоял немного, глядя на это сборище, на снег; его рука покоилась на дверной ручке. Потом прикрыл на мгновение глаза, задумался, справился с тиком после безмолвной борьбы, и сказал:

— Гм, тогда вам надо войти.

Все сказали — да, конечно, вот прямо сейчас, и собрались было войти, как вдруг Кейси крикнул:

— Погодите! — а затем сказал, обращаясь к стоявшему в дверях старику: — Мы войдем, как только будем готовы.

— Отлично, — ответил старик. — Дверь будет не заперта, когда решите, что время настало, — входите. Я в библиотеке.

Оставив дверь на полдюйма приоткрытой, старик удалился, и тут Тималти воскликнул:

— Когда будем готовы? Господи, неужели мы будем готовее, чем сейчас? Кейси, отвали!

И все взбежали на крыльцо.

При этих словах его светлость обернулся и взглянул на них спокойно и беззлобно — так смотрит старая гончая, видевшая множество затравленных лисиц и столько же спасшихся, которая быстро бегала, но на старости лет перешла на медленную, шаркающую походку.

— Пожалуйста, вытирайте ноги, джентльмены.

— Вытерли. — И каждый старательно очистил свои башмаки от грязи и снега.

— Сюда, — сказал его светлость и повел их за собой. Лицо лорда было покрыто сетью морщинок, под поблекшими, прозрачными глазами набухли мешки от чрезмерно долгого употребления бренди, а щеки зарумянились, как вишневое вино. — Я принесу вам выпить, и мы подумаем, что можно сделать насчет… как вы изволили выразиться… сожжения усадьбы?

— Вы само благоразумие, — признал Тималти, следуя за лордом Килготтеном в библиотеку, где тот налил всем по стакану виски.

— Джентльмены, — его светлость бережно погрузил свои кости в кресло с выгнутой спинкой, — выпьем.

— Мы не будем, — заявил Кейси.

— Не будем? — вырвалось у всех. Выпивка уже была почти у них в руках.

— То, за чем мы пришли, делается на трезвую голову, — сказал Кейси, содрогнувшись от взглядов, которые метнули в него приятели.

— Кого мы здесь слушаем? — сказал Риордан. — Его светлость или Кейси?

В ответ все залпом осушили свои стаканы и прокашлялись. Храбрость немедля заалела на их лицах, они выразительно взглянули на Кейси, чтобы тот почувствовал разницу. Не желая отставать, Кейси мгновенно опрокинул и свой стакан.

А тем временем старик продолжал потягивать виски, и его спокойствие и непринужденность зашвырнули поджигателей в Дублинский залив и утопили в его пучине. Тут Кейси сказал:

— Ваша светлость, вы слыхали о Бедствиях? Я имею в виду не только войну с кайзером за морем, но наше собственное великое Бедствие и Мятеж, которые докатились и до нас, до нашего городка, нашего паба, а теперь и до вашей усадьбы?

— Многочисленные тревожные события свидетельствуют, что настали тяжелые времена, — сказал его светлость. — Я полагаю, чему быть, того не миновать. Я знаю вас всех. Вы на меня работаете. Кажется, я вам неплохо плачу.

— Несомненно, ваша светлость. — Кейси шагнул вперед. — Просто меняются старые порядки, мы слышали, что большие дома в Таре и особняки в Киллашандре были сожжены в ознаменование освобождения и…

— Чьего освобождения? — кротко спросил старик. — Моего? От тягот содержания этого дома, в котором мы с женой болтаемся, как игральные кости в стакане, или… Ладно, продолжайте. Когда вы хотели бы сжечь усадьбу?

— Если это вас не слишком затруднит, — ответил Тималти, — то сейчас.

Старик, казалось, еще глубже погрузился в кресло.

— О Боже, — пробормотал он.

— Разумеется, — поспешил вставить Нолан, — если вам неудобно, мы зайдем попозже…

— Попозже? Это еще что за разговоры! — сказал Кейси.

— Мне ужасно жаль, — сказал старик. — Пожалуйста, позвольте объяснить. Леди Килготтен сейчас спит, скоро за нами приедут гости, чтобы отвезти нас в Дублин на премьеру пьесы Синга…1

— Отменный писатель, — сказал Риордан.

— Смотрел его пьесу в прошлом году, — сказал Нолан, — и…

— Разговорчики! — сказал Кейси.

Все прикусили языки. Его светлость продолжал говорить хрупким голосом:

— В полночь мы собирались дать у нас званый ужин на десять персон… Нельзя ли… отложить поджог до завтрашнего вечера, чтобы мы могли подготовиться?

— Нет, — сказал Кейси.

— Отложим, — сказали остальные.

— Поджог — это одно, — сказал Тималти, — билеты — другое. Раз уж решили идти в театр, было бы обидно пропустить пьесу, и еду жалко — пропадет зазря, пусть уж лучше ее кто-нибудь съест. А приглашенные гости? Их же не предупредишь.

— Вот именно, — сказал его светлость.

— Да знаю я! — вскричал Кейси. Закрыв глаза, он провел ладонями по щекам, подбородку и губам, а потом сжал кулаки и разочарованно отвернулся. — Нельзя откладывать поджог, такие дела не переносят, как чаепития, черт возьми, а берут и делают!

— Делают, если не забывают принести спички, — пробормотал Риордан.

Кейси подскочил, — казалось, он сейчас ударит Риордана, но под напором неопровержимых фактов немного поостыл.

— Не говоря уже о том, — добавил Нолан, — что хозяйка дома — замечательная леди и ей нужен последний вечер развлечений и отдыха.

— Вы очень любезны, — сказал лорд Килготтен и наполнил его стаканчик.

— Давайте проголосуем, — сказал Нолан.

— Черт! — Кейси мрачно озирался по сторонам. — Я как посмотрю, голоса уже подсчитаны. Ну завтра так завтра, черт вас подери.

— Да благословит вас Господь, — сказал старый лорд Килготтен. — На кухне будут оставлены холодные закуски, вы можете зайти сначала туда, вы наверняка проголодаетесь, поджог — тяжелый труд. Скажем, к восьми часам завтра вечером вас устроит? К тому времени я поселю леди Килготтен в отеле в Дублине. Я не хочу, чтобы она раньше времени узнала, что ее дом перестал существовать.

— Боже, вы истинный христианин, — пробормотал Риордан.

— Ладно, не будем об этом, — сказал старик. — Это уже прошлое, а я никогда не задумываюсь о прошлом. Джентльмены…

Он встал. И, как незрячий святой пастырь, вышел в коридор вместе со стадом, которое побрело за ним, слегка подталкивая друг друга.

 

---

конец мая

Как там говорится, даже стены становятся крайне занимательными, когда надо готовиться к экзамену... Уже не говоря про Выжить любой ценой и Поместье сурикатов. =) И сразу столько интересных дел некстати придумываются! А еще Акела, которая похитищает все мои мысли! Да, ура! - план по покупке дешевых билтов выполнен. Осталось только получить визу и вперед!!! Кажется, меня даже не очень волнует, что будет в конце июня и начале июля. Надеюсь, что я сделаю что-нибудь полезное по ремонту дома и на даче.
А еще, я думаю, что Демокрит был тайным буддистом. Смеющийся старец, доживший до 107 лет, стремящийся всю жизнь к знанию, а не к богатству и власти - это как-то не по-европейски, честно говоря.

@темы: заметки на полях шляпы

---

31 января

Аэропорт Лапеенранты ни на что не похож, это крошечный зал ожидания, размером с пригородный вокзал, плюс кафе, где в шесть утра пьют кофе и едят сэндвичи работники аэропорта, борт-экипаж Ryanair и пассажиры, в основном финны. Наши соотечественники, которых по моему наблюдению на рейcе в Брюссель большинство, обнаружив wifi, сидят в холле со своими айфонами и проч. Холодно. Я рада, что мне не долго ждать вылета, раздумываю о том чтобы взять кофе в кафе или, может быть, отложить свой завтрак до Брюсселя. Все теплые вещи на мне, но рюкзак только-только вписывается в размеры ручной клади. Это значит, что завтрак не откладывается и надо доставать взятые из дома бутерброды...

Кто-то зовет меня по имени и я вижу стоящую передо мной однокурсницу с геофака, котоорую стабильно два раза в год встречаю в метро. Она с подругами едет в Брюссель и Амстердам. Как здорово, что я направляюсь в Испанию: восхитительна уже сама мысль о том, что там сейчас тепло, должно быть, столько же градусов, сколько десь, только в друю сторону от нуля. Я уже не удивляюсь тому, что мы встретились, в самом деле, я никогда не путешествовала одна, поэтому мне кажется, что все так и должно было быть, хотя мы ни о чем не договаривались.

Вот мы взмываем ввысь, ремни пристегнуты, полупустой самолет потряхивают воздушные потоки. Странно, всего год назад летала последний раз - а ощущение, как будто в первый раз катаюсь на этих поднебесных американских горках. Чувствую себя подвещенной в воздухе за полукружные каналы с улиткой. Наконец, в аэропорту Шарлеруа выскакиваю из самолета, как человек вернувшийся домой и космического полета. Пью воду, доедаю второй сэндвич и неспешно (очень неспешно!) регистрируюсь на рейс в Севилью. Еще два с половиной часа полета, пытаюсь забыться в отечественной истории 20 века. Выходит плохо. Тогда начинаю разговор с соседкой, самолет забит полностью. По ходу обнаруживаю вопиющую несистемность своих понаний испанского, например, я знаю, как будет "весна", но других времен года в словаре не присутствует! Не говоря уже о том, что я не знаю ни "peligroso", ни "maravilloso"! Хотя казалось бы, при чем тут "peligroso". Но, в общем, не об этом речь, разговор все равно придает мне духу и вот уже мы идем на посадку. Внизу видны желтые и коричневые просторы, складки гор и русла рек. Потом поля, дороги, по которым едут машины, вздымая за собой огромные клубы коричневой пыли, тянущиеся следом, апельсиновые делевья, домики, бассейны... пальмы.

Я иду со своим рюкзаком. Автобус из аэропорта довез меня до окраины города, откуда я по мосту чере Гвадалквивир направиляюсь в центр. Прекрасные сумерки последнего январского вечера переходят в ночь, блестящую, густую и теплую, от слова "me gusta"... Кипарисы и пальмы выглядят еще выше при свете фонарей, на улицах кипит жизнь, я иду без куртки. Прохожу через весь двухэтажный центр города и иду, наконец, искать свою calle de Hesus Del Gran Poder, по дороге покупаю себе бананов на завтрак и сок с отличным названием "Naranja y Nada", что следовало бы переводить на русский как "Сок Из Апельсина С Таком".

Мой вестибулярный аппарат начинает играть во влет и посадку, когда я ложусь в кровать, голова кружится, кажется будто я снова летаю. Ощущаю свободу, которая в воздухе и немного одиночества, я так далеко от дома... и все - за один день.

@темы: a, самолеты, в дороге, Sevilla, Andalusia, Españ

---

Сессия закрыта!!! нет троек, нет стипендии, есть свобода!

---

@темы: Испания, музыкальное

---

Как прекрасно гулять! Надо не забывать об этом никогда. Глупые счастливые люди, я люблю вас.

---

Наполеон, help! Please...

---

Не без боя (если не сказать чудом) получила сегодня последний зачет! (Казалось бы, причем здесь Наполеон?) А это значит, что есть еще все шансы иметь стипендию во втором семестре, и что можно закрыть еще один ящичек в большом шкафу. Декабрь, может, и забыл, что он - зима, но я - нет. Предвкушаю каникулы, которые уже не носу.

@темы: заметки на полях шляпы

---

Ура

@темы: книголепие

---

¡FENOMENAL !
¡Nosotrov vamos á España!.. ^_^

---

Весь мир - это динамо машина?

Работать, работать и еще раз работать!

---

Час рассветный, не светло,
сны летают за стеклом -
я поймаю в банку их
и зажгу фонарь.

---

27 сентября

Летние платья - в чемоданы. Зимовать. :-)

@музыка: folkalley.com

---

Неужели море... Снова так близко. Сложно поверить.

---

Туве Янсон. День рождения писательницы...

Котенок был из породы серых рыбацких котов и очень быстро рос. В один прекрасный день он покинул детскую и стал разгуливать по всему дому, а на ночь забирался под кровать в коробку из-под посуды. Уже тогда было видно, что в голове у него полно своих собственных независимых идей. София ловила котенка и уносила назад, в детскую, и чего только ни делала, чтобы приручить его, но чем больше она любила этого разбойника, тем чаще он пропадал в своей коробке под кроватью и только громко мяукал, требуя, чтобы в коробке сменили песок. Имя его было Ма petite (Малышка (франц.). ), а звали попросту Маппе.

Из всех пронзительных потрясающих историй летней книги эта - о любви.

КОТ

Котенок был совсем маленьким, когда появился в доме

, и умел только пить молоко из бутылочки с соской, благо что на чердаке нашлась старая соска Софии. Сначала он спал в колпаке для чайника, поближе к печке, а когда подрос и научился ходить, переселился в детскую, на кровать Софии. У него была своя подушка рядом с подушкой хозяйки.

 

Котенок был из породы серых рыбацких котов и очень быстро рос. В один прекрасный день он покинул детскую и стал разгуливать по всему дому, а на ночь забирался под кровать в коробку из-под посуды. Уже тогда было видно, что в голове у него полно своих собственных независимых идей. София ловила котенка и уносила назад, в детскую, и чего только ни делала, чтобы приручить его, но чем больше она любила этого разбойника, тем чаще он пропадал в своей коробке под кроватью и только громко мяукал, требуя, чтобы в коробке сменили песок. Имя его было Ма petite (Малышка (франц.). ), а звали попросту Маппе.

 

— Странная штука любовь, — сказала как-то раз София. — Чем больше любишь кого-нибудь, тем меньше он думает о тебе.

 

— Так и есть, — согласилась бабушка. — И что же тогда?

 

— Любишь дальше, — горячо ответила София. — И все ужаснее и ужаснее.

 

Бабушка вздохнула и промолчала. Обследовав все уютные местечки, которые только могут заинтересовать кота, Маппе совсем освоился. Иногда он вытягивался на полу, снисходительно принимая ласки и полное доверие со стороны хозяйки, сам же воровато отводил в сторону желтые глаза и норовил поскорее спрятаться в своей коробке. Казалось, ничто в мире больше не интересовало его, только поесть и поспать.

 

— Знаешь, — сказала София бабушке, — иногда мне кажется, что я ненавижу Маппе. У меня больше нет сил его любить, а не думать о нем я не могу.

 

Шли недели, София ходила за Маппе по пятам. Она ласково разговаривала с ним, щедро дарила его сочувствием и заботой, только однажды терпение ее лопнуло, и в гневе она схватила его за хвост. В ответ Маппе зашипел и шмыгнул под дом. Впрочем, этот конфликт не помешал Маппе пообедать с еще большим аппетитом и хорошо выспаться, свернувшись до невероятности мягким клубком и положив кончик хвоста себе на нос.

 

София ходила сама не своя, она перестала играть, по ночам ее мучили кошмары. Она думала только о Маппе, переживая, что он не хочет быть преданным ей другом. Между тем Маппе рос и вскоре превратился в маленького подтянутого хищника, а в один прекрасный июньский вечер не пришел ночевать в свою коробку. Утром он как ни в чем не бывало вошел в дом, выгнул спину, задрав хвост, и, вытянув сначала передние лапы, а потом задние, зевнул и стал точить когти о кресло-качалку. Потом он прыгнул на кровать и уснул с видом невозмутимого превосходства.

 

Пожалуй, он начал охотиться, подумала бабушка.

 

И не ошиблась. Уже на следующее утро кот принес на крыльцо маленькую серо-желтую птичку. Горло ее было умело перекушено, и несколько пурпурных капелек крови красиво лежали на блестящем перьевом наряде. Потрясенная София, побледнев, некоторое время рассматривала убитую птицу. Потом она попятилась от убийцы, повернулась и бросилась прочь.

 

Бабушка осторожно объяснила Софии, что хищные животные, например кошки, не видят разницы между птицей и крысой.

 

— Значит, они глупые, — коротко сказала на это София. — Крыса противная, а птица красивая. Я решила, что не буду разговаривать с Маппе три дня.

 

И она перестала с ним разговаривать. На ночь кот отправлялся в лес, а утром приносил добычу в дом, чтобы похвалиться, и каждый раз птицу выбрасывали в море. В конце концов, прежде чем открыть дверь в дом, София стала громко спрашивать, стоя под окном:

 

— Можно войти? Труп убран? Она наказывала Маппе и только растравляла свою боль, выбирая слова пострашнее:

 

— Кровавые пятна уже смыли? Или:

 

— Сколько у нас убитых сегодня?

 

Утренний кофе утратил спокойную радость. И все вздохнули с облегчением, когда Маппе догадался наконец прятать свою добычу. Все-таки одно дело видеть кровавую лужу своими глазами и совсем другое — только знать о ней. Может быть, Маппе надоели крик и шум, поднимающиеся каждое утро, а может быть, он считал, что люди отбирают и съедают его добычу сами. Однажды утром бабушка, закуривая свою первую в этот день сигарету, выронила мундштук, тот закатился в щель. Бабушка приподняла половицу и увидела аккуратный ряд обглоданных Маппе пичужек. Конечно, для нее не было новостью, что кот продолжает охотиться, по-другому и быть не могло, и все же, когда в следующий раз он прошмыгнул в дом мимо ее ног, она выскочила во двор и прошептала:

 

— Ах ты, лукавый черт!

 

На крыльце, привлекая мух, стояла нетронутая миска с плотвой.

 

— Знаешь, — сказала София, — лучше бы Маппе вообще не родился. Или я бы не родилась. Так было бы намного лучше.

 

— Вы так и не разговариваете? — спросила бабушка.

 

— Я ему не сказала ни слова, — ответила София. — Что делать, не знаю. Даже если я прощу его, какая разница, ему все равно. Бабушка не нашлась, что ответить. Маппе совсем одичал и почти не бывал в доме. Шерсть его приобрела привычный на острове серо-желтый оттенок — цвет гор или солнечных пятен на песке. Когда кот крался по прибрежному лугу, казалось, что это ветер колышет траву. Он мог часами караулить свою добычу в зарослях кустарника, на фоне заката иногда появлялся его неподвижный силуэт с навостренными ушами, который вдруг исчезал… и через секунду раздавался чей-то последний писк. Маппе продирался между ветвями низкорастущих елей, вымокший под дождем, с прилипшей к худому телу шерстью, и сладострастно вылизывал себя, когда выглядывало солнце. Он принадлежал только себе и был абсолютно счастлив. В жаркие дни Маппе катался по пологой горе, грыз время от времени какую-нибудь траву, а иногда его рвало собственной шерстью, о чем он, впрочем, быстро забывал, как это бывает у кошек. Что он еще делал, никто не знал.

 

Однажды в субботу к ним на чашечку кофе приехали Эвергорды. София спустилась на берег, чтобы посмотреть на их лодку. Лодка была большая, загруженная сумками, корзинами и всякой посудой, а в одной из корзин мяукал кот. София приподняла крышку, кот лизнул ей руку. Он был толстый, с белой шерстью и круглой мор-" дои. София вынула его из корзины, и всю дорогу кот, не переставая, мурлыкал.

 

— А-а, ты нашла кота, — сказала Анна Эвергорд, увидев Софию. — Он очень милый, только вот мышей не ловит, поэтому мы решили отвезти его нашему инженеру. — София села на кровать, держа на руках тяжелого кота, тот умиротворенно мурлыкал. Он был мягкий, теплый и послушный.

 

Все уладилось очень легко, бутылка рома закрепила обмен. Маппе поймали, и он понял, что произошло, только когда лодка Эвергордов подплывала к деревне.

 

Нового кота звали Сванте. Он ел плотву и любил, когда его гладили. Сванте сразу же облюбовал себе детскую и каждую ночь спал в объятиях Софии, а по утрам выходил к утреннему кофе и досыпал на постели у печи. В солнечные дни Сванте катался по нагретой горе.

 

— Только не здесь! — кричала София. — Это место Маппе. — И она перетаскивала кота, который лизал ее в нос и послушно катался по траве на новом месте.

 

Лето было в самом разгаре, один за другим проходила вереница длинных лазурных дней. Каждую ночь Сванте спал, уткнувшись носом Софии в щеку.

 

— Странно, — сказала однажды София, — мне надоела хорошая погода.

 

— Вот как? — откликнулась бабушка. — Значит, ты похожа на своего деда, он тоже больше любил шторм.

 

София ушла прежде, чем бабушка ударилась в воспоминания.

 

И вот как-то ночью, сначала осторожно, а потом все набирая и набирая силу, подул ветер, а к утру по всему острову бушевал со зловещим свистом зюйд-вест.

 

— Просыпайся, — шепнула София. — Просыпайся, дорогой, шторм начался.

 

Сванте заурчал и вытянул во всю длину нагретые теплой постелью лапы. Простыня была в кошачьей шерсти.

 

— Вставай, — закричала София, — ведь на дворе шторм!

 

Но кот только перевернулся на свой толстый живот. И тогда София, неожиданно для себя, пришла в ярость, она распахнула дверь, выбросила кота на ветер и, увидев, как он прижал уши, закричала:

 

— Охоться! Делай что-нибудь! Ты же кот! — И, заплакав, забарабанила в дверь бабушкиной комнаты.

 

— Что случилось? — спросила бабушка.

 

— Я хочу, чтобы Маппе вернулся! — плакала София.

 

— Ты что, забыла, сколько с ним было мучений?

 

— Было ужасно, но все равно я люблю только Маппе, — сказала София твердо.

 

На следующий день Маппе был возвращен.

 

 

---

Научите меня шведскому!

Здесь Аланды,

Здесь океан,

Здесь травы колышутся от ветра,

Здесь берег и

Здесь воспоминание,

весло, которое покоится в моей руке.

@темы: post

---

Вот и исполнилось мое желание, я сходила в Русский музей сегодня. Одна. И честно говоря, вряд ли я бы хотела идти туда с кем-то. Бродила по второму этажу, в памяти воскресали картины из далекого, прошлого, забытого-нового. Сколько же лет я здесь не была. Странные знакомые лица царственных особ. Призналась себе, что меня тошнит от них.

А вот красный зал с полотнами Айвазовского, это было, наверно, как раз то, чего я искала.

04.07